Сансара.

I
Что чувствует подопытный кролик под дулом взгляда испытателя?
Что он думает, когда на него направлены скальпели, шприцы и корнцанги?
Что ты чувствуешь? Тебе страшно. Ты думаешь мне приятен этот твой животный страх? Нет, я отрицаю эту музыку. Мне скучно, мне надоел твой страх. Почему ты не сопротивляешься? Почему ты боишься меня? Я
сильней? Ха, я слаба, просто ты об этом не знаешь. Ты знаешь только то, что я сильней. Ты знаешь только то, чему тебя учили. Ты знаешь только свой страх. В моих руках скальпель. Ты не прошел испытания. Прощай!

Она шла по улице, прижимая к груди букет белых лилий. Что-то тревожно булгаковское было в этом: в ее больших испуганных глазах и том, как она вдруг, обернувшись, спросила "Вам нравятся мои цветы?"
"Мне нравится Булгаков" - ответил он.
-Меня зовут Сара, Сансара.
-Какое странное для девушки имя!
-Отец-буддист наградил. В детстве все дразнили: "Сара - кусок сала". А сосед еврей угощал конфетами "Мишка на севере". Жалко только - помер. А кто вы?
-Я врач.
-О, и много вы людей спасли?
Она была по-весеннему свежа и непредсказуема в эту осень. И показалась ему вполне милым созданием, когда без умолку болтала о породах собак, краске для волос, белых лилиях и группе "Rolling stones".

Бедный, бедный кролик. Ты снова попался в мои сети. Ты клюнул на красивый фантик, как клевали тысячи других кроликов. Ты так увлекся собой, что совсем не заметил этого. Ты продал себя за пару восторженных слов и выражение преданности в моих больших равнодушных глазах. Ты бездарь, но я воздвигаю тебя на пьедестал. Твои белые, безвкусные произведения я называю шедевром. Мне смешно и мне безумно нравится эта игра... Мни себя мастером, пока верная Маргарита шьет тебе шапочку. Но придет время, и ты увидишь свою кроличью сущность. Нет, это буду не я, мне незачем марать свои руки в твоих слезах. Они
будут кидать в тебя камни, они сожгут твои крылья. Я лишь хочу увидеть твое падение. Мне просто скучно.

Она вышла из дома, одела наушники: "Твой дом стал для тебя тюрьмой, для всех, кто в доме, ты чужой...", и пошла по направлению к институту:
4 пары - 8 перерывов - 2 перекура.
Комната, заполненная телами, одно во главе. Тела по-рыбьи открывают рты, смотрят на нее пустыми глазами, делают странные движения, издают звуки, которые, сливаясь, превращаются в одну большую гудящую тишину.
За окном идет снег, идет первый снег.
Почему бы не сорваться, не послать к чертям очередную "мисс Гнуссен" и не выбежать на улицу, - чтоб, задыхаясь от радости, бегать, кружиться под этим снегом.
Но окаменевшие ноги не дают встать, рот, будто склеен клеем, не выпускает ни единого слова. И только тишина.

Я снова ловлю твой взгляд. Я различаю этот потно-липкий взгляд среди других ледяных на моей спине. До чего ж ты примитивна. Ты такая же, как они. Я не хочу больше видеть тебя. Ты наскучила мне, как игрушка, которая вдруг стала старой и ненужной. Это была маленькая игра. Меня забавляло то, как быстро я стала для тебя божеством. Когда я впервые заявила, что упала со звезды Аделаиды, они называли меня сумасшедшей и тебе нравилось это. Тогда в такт мне ты вплетала в свои волосы звезды. Ты смотрелась крайне глупо.
А когда я говорила "Зеленое", ты беззвучно повторяла "зеленое, Зеленое", чтобы потом с гордостью выкрикнуть им в лицо "ЗЕЛЕНОЕ!"
Они смеялись, я тоже.
Это был всего лишь эксперимент, такой же, как когда они драли друг другу глотки из-за меня. Я бросала им кости, и от этого они дрались еще яростней. А я, подобно серому кардиналу, стояла за их спинами, чувствуя, как они безумно любят меня в этот момент. Я ненавидела их. Боже, как ты наскучила мне. Почему ты не сопротивляешься? Почему?

-Привет! Кажется, дождь начинается!
-Какой дождь 1 декабря? Не сходи с ума.
-Это ты живешь по правилу "красной морковки", а я хочу дождя.
-Когда я была маленькой, я нарисовала морковку синего цвета, но они налетели на меня. "МОРКОВКА ДОЛЖНА БЫТЬ КРАСНОЙ!" и выкинули мой рисунок в помойку. Знаешь, она мне до сих пор снится.
-Кто, помойка? Смотри, вот мое новое творение!
-О да, гениально. Тебе надо издать свою книгу. Её раскупят сотни рук, будут читать с упоением и слезами на глазах и прятать под подушками истрепанные желтые томики твоих стихов. Они будут цитировать тебя друг другу:

"Твой взгляд,
Ранил он меня,
Как чистая вода,
Уносит меня туда, где нет покоя.
Твой взгляд,
Ранил он меня,
Как птица без крыла,
Летит издалека и видит только небо..."

А я буду ходить ужасно гордая тем, что знакома с тобой.
Он сделал вид, что очень смутился
-Не смеши меня!
-Я буду называть тебя Джонатан Ливингстон.
-Кем?
-Это тот, кто добивался своей цели. Тот, кто летел выше всех...

Я буду называть тебя Джонатан Ливингстон, - так звали того, кто летел выше всех.
Ты отрицаешь реальность, как отрицаешь свою кроличью сущность, как отрицаешь возможность упасть, как...
Ты паришь в своих мечтах, ты взлетаешь слишком высоко, кролик по имени Джонатан Ливингстон, забывая, что пьедестал твой построен в моих глазах, но стоит мне их закрыть...
Твой взгляд, ранил он меня? "Зайку бросила хозяйка" производит на меня большее впечатление.
Играй, Малыш, пока играется. Ты полетишь подобно Икару.

Они гуляли, взявшись за руки, по центральному парку. Светило солнце. На прогулку со всех щелей, как тараканы, выползли старушки. Греясь на солнышке, они корчили свои морщинистые лица, шипели беззубыми ртами на молодежь, которая так безнаказанно тратила СВОЕ время на распитие пива в беседках
Они гуляли, взявшись за руки.
Мимо проносились люди, погрязшие в своей жизни:
-...вчера была на дискотеке!
-...говорят, Светка родила!
-...какой чудесный день!
-...здравствуйте, здравствуйте Вера Петровна!
-...что встала на дороге, коза!
-...вы знаете, что повысили цены на голландский сыр, неслыханное
происшествие!
-Здравствуйте, здравствуйте...
Они гуляли.
Вдруг она бросилась под красный запорожец.

Из ее носа текла кровь.
Изо рта водителя текло богатство русского языка.
Из его глаз тек ужас:
-Зачем ты? Ты могла...
-Могла. Но мне вдруг захотелось узнать, как это - умереть.
-Умереть?
-Да. Знаешь, суки все.
-Может быть.
-И ты тоже.
-Может быть...
-А я хочу мороженого.

Проза жизни: чем шире ты откроешь глаза, чем больше любви ты вложишь в свое творение, в человека, чем светлее будут твои намерения, тем дороже будет расплата, тем сильнее будет оружие.
Бьешься о стены, горы сворачиваешь, на хвосте пляшешь и все ради одной улыбки, ради одного движение мимических мышц, которое озаряет мир в одно мгновение. А итог всегда один - летишь вниз по наклонной.
А за что? Просто так. Потому что не всегда можешь на хвосте сплясать, потому, что матерьяльное бывает дороже, потому что им бывает скучно.
Но вскоре им и это надоедает, и они вызывают к себе тебя, дурачка для валяния, подставляют ноги, "Разрешаю, лижи!". И тогда становится противно, тогда эти ноги не вызывают привычного умиления, стоишь, а понос стекает по лицу.
Такое было со мной, давным-давно, пока не научилась отграничивать мягкое от твердого.
Но ты подставляешь другую щеку, ты - иной породы. Бежишь ко мне по первому зову. Ты - кролик.

-Знаешь, я в последнее время чувствую себя плохо, голова кружится, вчера в обморок упала.
-Тебе нужно прилечь.

Мой бедный, бедный кролик. Я играю на струнах твоей души.
Музыка выходит жалкая, но она меня пока забавляет.
Я вчера притворялась больной целый день, и ты послушно ухаживал за мной, как за раненой птицей. А мне было так смешно видеть твое озабоченное лицо. Ты трепетал, как белье на ветру, ощущая свою значимость. Да, ты великий врач, ты излечишь меня от болезни, которую я придумала сама. Ты накормишь меня таблетками, назначишь анализы, произнесешь очень важно: "Надо проверить, надо проверить..." Ты великий
врач. А мне смешно. Ты кролик.

Он был ужасно озабочен
-Сара.
-6942дня как Сара.
-Мне нужно поговорить с тобой.
-Неужели, в самом деле, погорели все качели?
Она засмеялась.
-Как ты себя чувствуешь?
-Крайне паршиво, ведь все качели, все сгорели!!! Ха-ха-ха!
-Перестань, это очень важно.
-А-а, ты покидаешь меня. Ты нашел другую. Ах ты, гад! Ха-ха-ха!
-Сара, ты - ты! - умираешь!
-Ха-ха-ха, какая жалость!
-Вот результаты анализов, у тебя ятрогения
-Не глупи. Нет у меня никакой ятро... чего? Я пошутила, я здорова как бык!
-А я нет. Сара, ты умираешь!
-Но ты же врач. Разве ты не можешь мне помочь? Сколько людей ты спас?
-Кажется, дождь начинается...

Она бежала по улице, бежала, задыхаясь, падая; вставала и снова бежала.
Белый снег ложился на плечи, застревал в волосах, словно звезды.

II
Разве такое возможно? Я умираю? Я умираю. Я умираю! Вы слышите: Я умираю!!!
Проснитесь, люди, разве я не нужна вам, разве вы не будете плакать по мне? Вы, вы дрались за меня. Вы преданно смотрели мне в глаза. Почему же вы молчите?
Вы ходите на работу каждый день, вы едите, пьете, гадите. По вечерам смотрите сериалы, смеетесь друг над другом, играете в любовь, судорожно считаете бумажки, прячете их в носок. Вы боготворите, вы верите в свое "Коллективное бессознательное", в правило "Красной морковки"...
Вы ограничивали своею свободой мою.
Я ненавидела вас за это.
Вы так похожи друг на друга, и вы гордитесь этой схожестью, потому что так должно быть.
Так почему ж я, а не вы? Ведь вас так много, а я...
Мне страшно, - но что может быть страшного, в мире, где всё распланировано, даже моя смерть?

Звонит телефон медленно и нервно.
-Да.
-Сара?
-Да.
-Привет, как дела?
-Пока не родила...
-Почему ты не ходишь в институт?
-Мне плохо.
-А кому с утра легко?
-Я болею.
-Свинкой?
-Ага.

А где же ты? Почему ты не сидишь возле моей кровати? Почему не оденешь на мою голову терновый венец, чтоб все они вдруг узнали, что я покидаю вас. Покидаю навсегда.
Где ты, Мандрагора, разве ты не хочешь выпить моей крови, моих страданий? Нет, им все равно, - а значит, и тебе тоже. Что ж, покрась свои волосы в зеленый, выучи матерные частушки, назови себя Канцоной - они обратят на это внимание. А я покидаю вас.

Она встала с кровати рано, сделала зарядку, включила "Beathles"
"...all you need is love..." Она прибрала квартиру.
"We are living in yellow submarine!.." - приготовила обед.
"Let it be, Let it be..." - он пришел с работы раньше.
-Привет, я испекла пирог!
-Тебе нужно лежать.
-Зачем? Ведь я могу ходить, я хочу летать!
-Тебе надо в постель.
-Это ведь всего лишь свинка!
-Тебе нужно...
"Oh, I believe in yesterday..." Она падает в обморок.

Первый Весенний Луч, нагло пробиваясь сквозь щелку в шторе, нежным теплым прикосновением будит в это раннее утро. И как бы в компенсацию за потревоженный сон дарует видение: микромир, живущий по своим законам, мир невидимый, незамеченный. Озаренные лучиком света, кружатся, танцуют тысячи пылинок, то отталкиваясь, то сливаясь в одно целое, то взлетая вверх и оседая на пол. Этот танец завораживает взгляд, заставляет забыть о том, что уже пора вставать, бежать, суетиться, стремиться, браниться, взбодриться, пробиться, добиться, склониться, смириться, забыться, упиться, убиться...
Время торопит нас прожить свою короткую, незначительную жизнь, кружась, танцуя, взлетая и падая, пока кто-нибудь не переборет свою лень и не закроет шторы. Тогда все погрузится в царство вечного сна в этот весенний воскресный день, где нет места грустным глазам и темным мыслям.

Я больше не ненавижу вас. Я понимаю вас: вы просто живете, вы не требуете большего. Вы разматываете нить жизни, не пытаясь связать из нее что-нибудь. Вы просто довольствуетесь своим крыжовниковым
счастьем. Вы, питаясь новостями, ищете эликсиры молодости и здоровья, растите детей и доживаете до глубокой старости, столь глубокой, что, когда вы глядите в колодец прожитых лет, в нем отражаются трактаты "коллективного бессознательного".
Как мне хочется вашего счастья, но его нет для меня, его не существует. Я скована по рукам и ногам, могильный холод пронзает меня насквозь. Я слышу его легкую поступь...

-"Отбрось ночную тень, мой добрый Гамлет, ты знаешь, все живое умирает и переходит в вечность от земли..."
-Ты выпила таблетки?
-Сколько мне еще осталось? Кукушка, кукушка, сколько мне жить?

С каждым днем мне становится все хуже и хуже. Я иссекаю, как родник. Как печально наблюдать собственное исчезновение.За окном идет снег - как хочется встать с кровати и выбежать на улицу под эти хлопья!
Как я хочу летать, как я хочу летать! Как птица без крыла.
Если б у меня была еще одна жизнь.
Бедный кролик, все твои усилия тщетны. Тебе не по силам вытянуть меня из этой трясины со страшным названием Ятрогения.

-Привет, паршиво я выгляжу?
-Ты похожа на рододендрон.
-Я ни разу не видела, как цветет Рододендрон. Наверное, это очень красиво. Представляешь: в поле васильки, ромашки, незабудки и среди них один большой Рододендрон. Белый, он обязательно должен быть
белый! И все пчелы и даже бабочка махаон летают вокруг него. Назавтра он принес ей ветреницу.
-Я никогда не видела более красивых цветов. Да, это и есть Рододендрон. Спасибо.

Бедный, бедный кролик. Я ставила на тебе много опытов, но этот будет последний. Прости, но я не в силах его остановить. Тебе страшно, - но это не твой страх, а мой, он отражается в тебе, как луна в луже.
Нет, мне не страшно, мне не страшно больше. Ведь я видела, как цветет Рододендрон.
На моих устах, как молитва:

Твой взгляд,
Ранил он меня,
Как чистая вода,
Несет меня туда, где нет покоя.
Где нет покоя. Где нет...

-Ты должен быть сильным. Ведь я...
Ведь я люблю тебя, Джонатан Ливингстон. Я чувствую, это уже скоро. Я возвращаюсь домой, на Аделаиду. Её свет манит меня.
-Сара...
-Похорони меня среди цветов, среди белых лилий, я их так люблю.

Почему я не сопротивляюсь? Мне страшно.
Домой, домой на Аделаиду...

Она лежит в кровати, маленькая слабая женщина.
-Подойди ко мне.
-Знаешь, тебе пора домой.
-Да, дааа. Уже скоро, скоро.
-А точнее сейчас. По-моему ты засиделась. Бери свои вещи и иди домой.
-Но ведь я не могу...
-Можешь, еще как можешь.
-Я умираю, разве ты забыл?
-Ты здорова, как бык.
-Нет, я умираю.
-Всё, эксперимент окончен. Ятрогения - это всего лишь самовнушение.
-Зачем ты?
-Мне было скучно, а ты так хотела узнать как это - умереть.
-Но я люблю тебя...
-Ты не прошла испытания, прощай!
Лети, моя голубка!

Она бежала, бежала, задыхаясь. Её руки сжимали увядшую ветреницу.
Белый снег ложился на волосы.

Твой взгляд,
Ранил он меня,
Как чистая вода,
Уносит меня туда, где нет покоя.
Как птица без крыла,
Летит издалека и видит только небо...
Только небо, только небо, только небо...